"У нас странная музыка"

В Москву приезжают These New Puritans - одна из самых необычных молодых английских рок-групп. Если в начале пути их творчество, казалось, неплохо вписывается в традицию нового британского постпанка с явной оглядкой на классиков - от Joy Division до The Fall, - то на втором и особенно третьем своём альбоме «пуритане» внезапно ушли в эксперименты. То есть, другими словами, они почти полностью отказались от прямолинейных ритмов и риффующих гитар, воспользовавшись вместо этого услугами симфонического оркестра, а кроме того расширили состав за счёт духовой секции и наловчились вставлять в свои композиции звуки совсем уж диковинные - от этнической перкуссии до звона разбивающегося стекла. Четыре года назад These New Puritans играли в Москве на «Пикнике Афиши», а сейчас приезжают с сольным концертом в один из крупнейших столичных клубов, и звучать проект на этот раз, очевидно, будет совсем по-другому. В преддверии выступления лидер ансамбля Джек Барнетт рассказал о том, что значит играть в одной группе с собственным братом-близнецом, в чём особенность российской публики и как записать на плёнку хлопанье птичьих крыльев.

-- У вас три альбома, и все - абсолютно разные. Так и дальше будет? Вы цель себе поставили - на каждом следующем диске как будто с нуля всё начинать?

- Нет, вовсе нет. Мы сами, если честно, не осознаём эти различия, пока нас буквально носом в них не ткнут. Знаете, это как с фотографиями: посмотришь на свою фотографию, а потом на ещё одну, которая сделана через три года после первой, и увидишь, что ты, оказывается, за эти три года сильно изменился. Но ведь на протяжении этих лет ты не фиксировал эти изменения.

-- Редко встретишь группу, в которой играют братья-близнецы. Как это влияет на происходящее? Вам становится от этого легче музыку сочинять - вы же, наверное, и без слов друг друга понимаете.

- Ха, я бы и рад вам сказать, что становится легче - но на самом деле ничего подобного. Мы абсолютно разные люди, в каких-то вещах просто полные противоположности друг другу. Джордж - модель, он для журналов снимается периодически, и характер у него соответствующий. А я дома сижу один, музыку пишу. Конечно, нам не приходится, например, выбирать выражения - мы можем плюнуть на формальную вежливость и говорить всё друг другу как на духу. И это хорошо. Но с другой стороны, конфликтов от этого тоже больше.

-- А говорят, конфликт - это как раз для творческих людей очень полезное состояние.

- Действительно, есть такая точка зрения, и мне бы тоже было выгодно с этим согласиться. Но на самом деле для нас это было справедливо только на первых порах: тогда между мной и Джорджем было соперничество, которое заметно подстёгивало нас развиваться. А сейчас мы уже отлично знаем, что каждый из себя представляет и вряд ли можем друг друга удивить. Поэтому теперь конфликт - это просто ссора, то есть ничего хорошего.

-- «На первых порах» - это когда именно? Когда вы вообще стали что-то сочинять?

- Да наверное, лет в семь. Я даже взял несколько уроков игры на гитаре - но быстро прекратил это дело, потому что самому играть было намного проще, и я чувствовал, что эти уроки, наоборот, меня тормозят. Зачем играть «Jingle Bells» по бумажке, если можно просто её подобрать?

-- То есть, у вас нет никакого музыкального образования, если не считать этих уроков? А как же вы пишете партитуры для оркестрантов? Или просто говорите - здесь играй так, а здесь эдак?

- Я сначала именно так и попробовал делать, но это оказался абсолютно тупиковый путь. Академическим музыкантам нужны ноты, и мне пришлось самому освоить нотацию - кучу времени на это убил, если честно. Но оно того стоило! Теперь я, во-первых, могу добиться того, чтобы мою музыку играли лучшие исполнители. А во-вторых, я получил полный контроль над звуком, чего мне как раз и хотелось больше всего - не полагаться на чужого дядю, а самостоятельно следить за тем, как делается альбом: от начала до конца.

-- Ноты вы освоили перед записью второй пластинки, «Hidden», а для третьего диска записали ястреба. Мне, если честно, до сих пор плохо в это верится - и плюс, признаюсь, я всё пытался его услышать, пытался, но так и не услышал.

- Его слышно в композиции «Field of Reeds». На самом деле это очень короткий фрагмент, и звук хлопающих крыльев ястреба там смешан и с другими звуками: например, с рокотом волн.

- Как вообще такое может в голову прийти - записать ястреба.

- Вы мне не поверите, но это на самом деле абсолютно спонтанно происходит. Все вещи такого рода - их диктует музыка. Мы вовсе не сидим и не думаем: что бы такое особенное отчебучить. Просто бывает так, что ты написал песню и понимаешь, что вот этот её фрагмент хорошо будет звучать, если сыграть его на фортепиано.

А для другого фрагмента нужен ястреб.

Честное слово - так это и выглядит. И с ястребом было смешно, потому что мы даже сначала не осознали, какое это безумие. Поняли только после того, как нам все подряд стали отказывать. Сначала студии говорят: нет, ястребов мы не пишем. Гитары пишем, барабаны пишем - а ястребов нет. Потом сами владельцы ястребов тоже говорят: не дадим ни за что, что за глупости вы говорите? Но в итоге нам удалось уговорить людей, которые занимаются борьбой с вредителями сельскохозяйственных культур. У них был ястреб - очень крутой, настоящий хищник, не какая-нибудь там цирковая пташка. Его-то мы и записали.

-- Хорошо, а как все эти нюансы звука на концерте воспроизвести? Вряд ли вам с собой в тур ястреба дадут.

- Ха, это было бы забавно - но да, к сожалению, так не бывает. Тем не менее, у нас в составе сейчас семь человек, включая духовую секцию и певицу Элизу Родригес, которую можно было слышать и на нашем последнем диске. Плюс, мы постоянно меняемся инструментами, так что можем в том числе и производить кое-какие необычные звуки. Пожалуй, вот этот концертный бэнд на данный момент - моё любимое воплощение These New Puritans.

- А может ли этот состав играть песни, например, с первого вашего диска, «Beat Pyramid»?

- Теоретически да, но в репертуаре у нас сейчас, кажется, только одна вещь с той пластинки. Тут тоже как со старыми фотографиями: смотришь вроде на самого себя, но кажется, что это какой-то другой человек.

- Под вещи с «Beat Pyramid» можно было двигаться, и вообще тогда казалось, что у вас чуть ли не всё завязано на ритме. А на новой пластинке вообще ритма почти нет. Как на эти свежие вещи реагируют люди на концертах, по вашему опыту?

- По-разному. Некоторые открывают рот и смотрят непонимающим взглядом на сцену - но это, мне кажется, тоже нормально и тоже входит в правила игры. Ведь у нас странная музыка: не академическая, но и не поп, а что-то третье. Отсюда невозможность заранее просчитать слушательскую реакцию - и это, конечно, делает нашу деятельность только интереснее.

- А в России какая была реакция? Вы же уже играли у нас, помнится, несколько лет назад.

- У меня хорошие воспоминания от обоих концертов. Знаете, здесь у нас вообще считается, что в России очень интеллигентная публика - особенно в сравнении с местной.

-- Да что вы говорите? И в чём это выражается?

- Ну вот скажите мне, вы знаете группу Van der Graaf Generator?

-- Конечно.

- Вот видите. Я даже не сомневался в этом. И у вас все такие. Приезжают Van der Graaf Generator - и собирают полный зал. Это просто невероятно. В Англии никто не знает, кто это. Не знают, не помнят, не понимают. По-моему, этим всё сказано.